Утром шестого дня пребывания в Белояре Орильр пробрался на княжью конюшню задолго до зари. Выделенная ему три дня назад рослая спокойная кобыла встретила нового хозяина благосклонно. Знала – он не забывает угостить вкусным соленым хлебом, чистит сам, и усердно, разговаривает с ней куда охотнее иных людей. Вот и теперь, перед дорогой, пришел прежде прочих и сделал все неспешно и обстоятельно. Такому хозяину умная лошадь и гадостей не станет делать, вот прежний был… его хоть кусай, хоть лягай – непутевый. Торопился не ко времени, в седле сидел криво, беспричинно пилил губы удилами.
Воевода застал Орильра за осмотром коней. Он сам выбрал для чужого мага серую кобылу – хоть и несколько капризную, но понятливую и резвую. Кто знает, хорош ли из Нисия седок? А то жеребцы у воинов злые, боевые, чужих не любят, привыкают долго, да и то – не ко всякому. У них и денники иные, бревенчатые, особенно у самых упрямых. Своего Бурого воевода считал добронравным. А чего характер выказывать, если на него и так глянуть-то боязно? Деда Бурого давным-давно пытались сторговать гости из южной Бильсы. Как увидели – так и не ушли с конюшни, копытам кланялись, охали. Отец уперся – как можно друга продавать? Пообещал придержать жеребенка для гостей, если через год вернутся. Приехали. Теперь у Бурого где-то далеко на юге есть родня. Там кони легкие, невысокие. Силы настоящей в них нет, да и морозов не терпят, вздохнул Доний, гладя плотный ворс шеи, перебирая расчесанную длинную гриву.
– Нашел в конях изъян? – спросил он Нисия.
– Нет, – довольно отозвался король. – Меток слежения, колдовской порчи или чего иного я не заметил. Если будут нас враги встречать, значит, в тереме у вас кукушка имеется. На конюшне же врагов не завелось.
– Выловим – и в суп, – мрачно пообещал Доний. – Ты при князе поедешь, но уж не передовым дозором. Не серчай, тощий ты для первого-то ряда охраны. Столица – она любит красоту, провожать станут нас, да еще и с радостью. Все надеются на замирение. Как за город выберемся – езжай как пожелаешь. Ты вроде говорил, что отставать иногда будешь.
– Сам – да, но свою светлогривую Росу оставлять стану на ваш присмотр.
– Пеший вовсе отстанешь, – еще раз предупредил воевода. – Мы ходко ездим.
– Как любит говорить моя жена, – улыбнулся Орильр, – давай поспорим?
– Надо из ума выжить, чтоб с магом по рукам бить, – осторожно отказался воевода. – Но учти: ждать не сможем.
Орильр кивнул и вышел во двор. За прошедшие дни он привык к нелепой походке людей, неудобной и утомительной. Но и устал от нее – тоже. В седле будет легче, а побегать – и вовсе радость. Мечи Орильр сперва хотел пристроить за седлом, но передумал и повесил за спину, на пеший манер. Гридни смотрели неодобрительно, но молчали. Их дело князя-батюшку оберегать, а магу что? Пусть оружием хвастает, коль еще не наигрался. Вон и лук у него снаряженный – а разве виден враг?
Князь появился на конюшне сам, не стал ждать у парадного крыльца, пока ему торжественно подведут коня, – к чему время тратить? Его огромный вороной звался Волх и косил на иных налитым кровью глазом – ревновал. Орильр усмехнулся ловкости воеводы: любого незнакомого жеребца, да еще с чужим человеком в седле, Волх бы рядом терпел кое-как, норовя наказать при первой возможности. На серую Росу глянул, наоборот, мирно, с интересом.
Солнышко еще не выбралось из-за леса, а князь уже выехал со двора. С собой по городу он взял полусотню сопровождения, двигался шагом, не желая излишне шуметь и беспокоить людей. Впрочем, никто и так не спал. Стояли, смотрели, кланялись и желали успеха в важном деле. Орильр успел заметить на одной из улиц плечистого мастера-резчика, махнул ему рукой. Приятно, уже в городе не чужой. Комната в трактире будет ждать его, там даже часть вещей оставлена. Не просто так, с умыслом. Если полезут имперские послы любопытствовать – окажутся отмечены магией слежения.
– Нисий, ты уже друзьями у меня в столице обзавелся? – отметил князь.
– Хочу одному эльфу сруб заказать, – признался Орильр.
– Не думал, что эльфы живут в теремах, – удивился Вершень Бродич.
– Тут полагают, что они мелкие и обходятся чашечками цветков, – вздохнул Орильр. – Даже зимой.
– У них гномы рядом, – опечалился князь. – Я вот по молодости мечтал о маленьком каменном замке, охотничьем. У нас славный островок имеется на озерах. Красиво было бы. Чтоб башенки, крыша медная, узор рельефный. Не сбылось… – Князь помолчал и уточнил: – Как я понял, ты врага ждешь на нашем пути. Откуда бы?
– Если по письму отследят, то станут стеречь возле границы, – пожал плечами Орильр. – А если столичные лазутчики знак подали, то нас встретят завтра к ночи. Дальше им не успеть забраться так, чтобы засаду подготовить.
– Тебе враги всюду мерещатся, – забеспокоился воевода, подъезжая ближе. – Какой враг в столице? Тут все свои, исконные поморцы.
– Три купца из Империи с шелками и золотом, – взялся считать Орильр. – Большие терема, толпа дворни, все пришлые. Сколько у них купили товара за год, а, воевода? У вас люди вежливые, в чужое дело не лезут. Я вот сунулся: два отреза продано, никак не более. Золотых украшений не брал никто, у них очень дорогие вещи, да и работа чужая, не на ваш вкус.
Князь слушал молча и с интересом, воевода хмурился. Ему уже доводилось слышать, что торговые дела южан плохи, но никто не разорился, наоборот, прикупают терема. Если подумать – и верно, необычное поведение. Или недавний случай: в новую лавку завезли каменные и золотые, тонко и точно исполненные фигурки голых девок – несусветный срам! Поморцы заглянули разок, да больше и не появлялись в нелепой лавке. Вроде самое время сменить товар или закрыть дело. Но, словно в насмешку, имперец устроил «витрину» – огромное окно из дорогого гномьего стекла – и выставил в нем своих девок, да еще и мужиков – в таком же позорном виде. Соседи аккурат в разгар лета шум подняли, к батюшке с поклоном пошли. И князь велел витрину занавесить, а купцу объяснить, что в чужой земле полагается уважать ее закон. Сам воевода и объяснял… а странности в поведении имперца сполна не приметил.